Предположим, что Владимир Путин завтра умрет — ведь однажды он должен умереть. Решит ли наказанная российская элита и общественность отказаться от мечтаний об империи и поклянется ли она никогда больше не поддаваться соблазну самодержавия и диктатуры?
Путин оставит после себя больную страну, жаждущую перемен. Миф о том, что Россия — военная сверхдержава, разрушен среди сгоревших складов боеприпасов. Неспровоцированная атака Путина на Украину убедила Финляндию и Швецию вступить в НАТО. Его агрессия воодушевила Запад и подтолкнула к поставке Украине передового оружия. Россия стала беднее, слабее и смотрит в будущее как государство-сателлит Китая, обреченное воздавать дань Поднебесной, как оно когда-то воздавало дань Монгольской империи.
Непроверенные российские источники утверждают, что сам Владимир Путин болен: то ли рак, то ли болезнь Паркинсона. Хотя ЦРУ им не верит и говорит, что диктатор даже «слишком здоров».
Но предположим, что его не станет завтра. Согласно «Истории России» Орландо Файджеса, шансы того, что украинская катастрофа подтолкнет Россию к либерализму, когда Путин (с опозданием) попрощается с нами, варьируются от незначительных до нулевых. А Файджес всю свою жизнь исследовал российскую историю, чтобы дать исчерпывающий отчет о бремени ее прошлого.
Когда Сталин переписывал историю в 1930-х годах, была такая советская шутка: «Прошлое меняется так часто, что вы не знаете, что произойдет вчера». В XXI веке становится ясно, что худшее из прошлого России осталось прежним. Имперские националисты всегда могут это возродить. Они, конечно, мифологизируют детали в своих целях и вырывают из контекста.
Но в российской политической культуре всегда достаточно оправдания насилию, жалости к себе, исключительности, паранойе, самодержавию и войнам за имперское возвышение.
Возьмите сегодняшних олигархов, которые когда-то были лицами современных излишеств и вульгарности. При всем их успехе в соблазнении западных банкиров и политиков в 2010-х годах они не были влиятельными независимыми фигурами, поэтому западные санкции против них не изменили политику России. Их богатство всегда зависело от Путина. С тех пор, как в 2000 году он вынудил Бориса Березовского покинуть страну, а в 2003 году арестовал Михаила Ходорковского. Пока интересы олигархов остаются подчиненными интересам режима, он позволит им наслаждаться своими состояниями. Если бы они перешли ему дорогу, поддержав оппозиционных политиков или отказавшись платить требуемые взятки, он бы их уничтожил.
Мало что изменилось с тех пор, как царь сказал московским боярам, что их богатство и власть зависят от его прихотей.
В России раннего Нового времени так и не сложились концепции частной собственности или сильных независимых институтов, которые могли бы укротить самодержавие, и их отсутствие ощущается и по сей день.
Файджес выдвигает спорный для русских историков-националистов аргумент о том, что господство Монгольской империи в Москве с XIII по XV век больше, чем какой-либо другой фактор, «зафиксировало основную природу ее политики». Сначала московские князья, а затем и цари подражали монгольским ханам: «требовали и беспощадно насаждали полное подчинение их воле от всех слоев общества».
При таком прочтении российской истории советский коммунизм был не так уж оторван от прошлого. Коммунистический лидер отличался от хана или царя только степенью своей власти, и Сталин это знал. Он ругал Сергея Эйзенштейна за то, что он показал Ивана Грозного преследуемым последствиями своего насилия. «Это не фильм, это какой-то кошмар», — жаловался он в 1947 году. Эйзенштейн должен был понять, что проблема с Иваном не в том, что он жесток, а в том, что он недостаточно жесток. Ошибка, которой Сталин никогда не совершал.
«Когда Иван кого-нибудь казнил, он долго каялся и молился. Бог был для него помехой в этом отношении. Он должен был быть более безжалостным».
Правление Путина укрепило представление о России как об «азиатской деспотии», которое было так популярно среди либералов и социалистов XIX века. (Александр Герцен описал царя Николая I как «Чингиз-хана с телеграфом».) Подхалимское благословение патриархом Кириллом военных преступлений Путина в Украине и в Сирии следует за тысячелетиями религиозного подчинения государству, которое, по мнению православных, могло сделать Москву «третьим Римом» и дать ей мессианское право господства над всеми православными народами. Из 800 святых, созданных церковью с момента обращения русских в христианство в конце первого тысячелетия до XVIII века, более 100 были князьями или княгинями.
«Ни одна другая страна в мире не сделала из своих правителей столько святых, — говорит Файджес. — Нигде власть не была так сакрализирована». Может быть, когда-нибудь мы увидим, как церковь почитает святого Владимира, покровителя ковровых бомбардировок.
Эссе Путина 2021 года «Об историческом единстве русских и украинцев», в котором украинцы изображаются «малороссами», было прелюдией к войне. Он показал, к чему ведет сочетание горькой ностальгии по утраченному имперскому величию и мессианской фантазии. Маленькие украинские дети не имеют права сбежать от Большого Брата, а если попытаются, то должны быть наказаны.
Российские империалисты всегда рассматривали свою страну как наднациональную цивилизацию, определяемую ее оппозицией светскому и либеральному Западу. Если не считать коротких моментов в его истории, эта точка зрения всегда торжествовала.
В 1980-х мне посчастливилось учиться у Арчи Брауна, специалиста по Советскому Союзу. Однажды он предположил в разговоре со студентами, что, даже если коммунизм рухнет, история России говорит о том, что ее народы примут новую форму диктатуры. Мы были молоды и идеалистичны и восстали против этого заявления.
Разве не детерминистским, почти расистским было предположение, что русские запрограммированы на отказ от свободы?
Последующие десятилетия не оправдали наши надежды.
Файджесу тоже не нравится эта идея, хотя он не предлагает правдоподобного выхода из нее. Нельзя не думать, что если Владимир Путин завтра умрет, кто-то вроде него придет к власти. «Груз всех мертвых поколений давит, как кошмар, на мозги живых», — писал Карл Маркс. И нигде этот кошмар не является более зловещим, чем в стране, что когда-то была первым в мире марксистским государством.
Материал впервые был опубликован в The Spectator.
