Поддержите The Moscow Times

Подписывайтесь на «The Moscow Times. Мнения» в Telegram

Подписаться

Позиция автора может не совпадать с позицией редакции The Moscow Times.

Жуткое сафари по массовым захоронениям

С чего мне начать колонку о массовых захоронениях? Слова застревают в горле, когда я вспоминаю о полуразложившихся телах, которые одно за другим извлекали из песчаных ям в лесу под Изюмом.
Эксгумация тел в окрестностях Изюма wikimedia commons

Может, начать со зловония, которое сопровождало каждое тело, появлявшееся из-под земли; этот запах все еще не оставил меня, хотя прошло уже несколько дней с тех пор, как я вернулась.

Или начать с черного кроссовка? Нога, которая была в него обута, полностью сгнила, но обувь выглядела как новая. Модная модель, я могла бы видеть ее в том спортзале, куда хожу; могла бы купить эти кроссовки сыну или обнаружить у себя в прихожей, если бы в них пришел один из его друзей.

Или рассказать, как жадно нас расспрашивали, как мы все это пережили? Хорошо пережили, потому что были готовы, потому что примерно знали, чего ожидать. Массовое захоронение, 400 тел. В том, что мы испытали во время эксгумации, есть большой смысл. Мы должны рассказывать об этом людям.

Камеры пыток и братские могилы

Нас всех, кто там был, еще спрашивали, как возникли массовые захоронения. Но мы оказались в лесу под Изюмом не сами по себе — это был пресс-тур, организованный украинскими властями. Полсотни журналистов возили по разным местам освобожденной территории, были мы и в Балаклее, где нас провели в застенки и показали два тела мирных жителей, якобы расстрелянных русскими.

Потом было массовое захоронение в Изюме — и специально для нас туда явились и представители власти, и свидетели жестокостей русских.

В Балаклее мы смотрели за ходом судебно-медицинской экспертизы тех самых тел. Почему ее проводили именно тогда, когда там оказались журналисты? Ясно же, что экспертиза специально делалась на камеры, для мировых СМИ, и это не казалось нам остроумным решением.

«Зачем вы снимаете моего мертвого сына?»

В Балаклее оказалась и родственница одного из погибших. И для меня, и для коллег встреча с нею оказалась самым трудным испытанием. Женщина вышла из машины и замерла, потрясенная увиденным: огромная группа журналистов окружила мешки с трупами и снимает их. Она подошла ко мне и сказала с отчаянием, почти с ненавистью в голосе: «Зачем вы снимаете моего мертвого сына?»

Я была ошеломлена и едва смогла выдавить из себя: «Извините, я же не знала!»

Украинская коллега пыталась успокоить ее, объясняла, как важно показывать правду. Спустя некоторое время эта женщина, эта мать провела нечто вроде пресс-конференции перед полусотней камер и мобильных телефонов. Она была по-прежнему не в себе. 

И в этот момент мне стало стыдно.

Тела — настоящие

Нас, журналистов, использовали — чтобы показать, каков образ войны в Украине. Нас пригласили, чтобы мы распространили по всему миру кадры зверств, учиненных российскими военными. Что мы и сделали.

Но тогда мы не должны забывать, зачем это. Россия вторглась в Украину? Да. Мирные жители погибли от артобстрелов и пыток, их расстреливали? Да! Тела были настоящие, мы убедились, что, действительно, у некоторых из покойников руки связаны за спиной.

Власти предоставили нам информацию — и она хорошо согласовывалась с той, что мы сами получили, разговаривая с местными. Нас никто не ограничивал в передвижениях и в контактах — мы могли спрашивать кого угодно и о чем угодно.

Надо напомнить Западу

Правительство Украины хочет, чтобы мир не забывал о войне и не привыкал к ней. Наши репортажи должны, по мысли украинских политиков, напомнить Западу, что Украине нужны гуманитарная помощь и оружие, и нужно много. А судебно-медицинская экспертиза должна убедить украинцев, что военные преступления против людей будут расследованы до конца.

Каждому из нас, побывавших там, нужно научиться жить с этим зловонием и терпеть, что нас используют в пропагандистских целях. Я все время думаю об украинцах, что им приходится переживать. Я думаю о жертвах, которых мы еще не знаем, — обо всех тех, кого продолжают пытать, кого казнят, кого расстреливают, когда они пытаются спастись от бомб. Я думаю о Херсоне и Мариуполе.

Трудно признаться, но эти мысли побуждают меня работать.

Впервые опубликовано по-шведски на svt.se

читать еще

Подпишитесь на нашу рассылку