Ситуация отчасти похожа на 2002 год, когда «стоимость» депутатов оказалась несопоставимо низкой по сравнению с резко выросшими доходами акторов, заинтересованных в лоббировании своих интересов. Сегодня, конечно, мало у кого выросли доходы (но, кстати, кто-то получил же безумные барыши от перевода экспорта нефти в «серый» и даже «черный» режимы?), зато издержки на слом государственной машины — в силу ее предельной неэффективности — упали в пол.
Вписался в историю или открыл ее новую страницу?
Это значит, что попытки будут продолжаться, и, возможно, рано или поздно найдется некто, ставящий перед собой не коммерческие, а политические цели, учитывающий опыт Корнилова, Муравьева и Миронова (см. описание Бориса Акунина (Георгия Чхартишвили) сходства мятежа Пригожина с мятежами этих военачальников). Этот кто-то будет обладать одновременно решимостью Антонио Техеро и умом Альфонсо Армады – и добьется цели.
Мятеж 1981 года в Испании
Демократические преобразования, инициированные королем Хуаном Карлосом I после смерти диктатора Франко в 1975 году, были крайне враждебно восприняты франкистами. Мятеж начался в момент правительственного кризиса, 23 февраля 1981 года, в день повторного голосования в парламенте кандидатуры нового премьер-министра. Здание парламента (Дворца конгрессов), где кроме депутатов парламента в этот момент находились и все министры, примерно в 18.20 было захвачено группой жандармов Гражданской гвардии во главе с лейтенант-полковником (подполковником) Антонио Техеро. Командующие 7 из 11 военных округов были готовы присоединиться к мятежу, но колебались в ожидании реакции короля. Генерал-лейтенант Миланс дель Боск, один из двух наиболее вероятных претендентов на пост главы правительства мятежников, получив доклад от Техеро, вывел на улицы Валенсии бронетанковую дивизию.
Другой претендент на этот пост, генерал-майор Альфонсо Армада, прибыл во Дворец конгрессов и начал обсуждение состава правительства мятежников с Антонио Техеро. Они кардинально разошлись как по вопросу состава правительства, так и по вопросу роли короля, и по вопросу жесткости последующих мер. Техеро требовал восстановления франкистских порядков и, соответственно, создания военной хунты исключительно из франкистов. Армада предлагал сформировать широкое коалиционное правительство, в том числе из представителей левых партий, а также обеспечить поддержку этого правительства со стороны парламента и короля.
(Официальная испанская историография утверждает, что Армада, создавая видимость «двойного агента» – то есть выбрав стиль поведения графа Палена в заговоре, увенчавшимся убийством российского императора Павла I, не имел контактов с королем, и стремился лишь повысить свою значимость среди заговорщиков для того, чтобы стать главой правительства мятежников. Вместе с тем существуют мнения отдельных историков, что Армада имел поручение короля предложить блокированным депутатам себя в качестве руководителя правительства.)
Техеро отверг этот план.
Уже к 21.00 было сформировано временное правительство из заместителей министров. Король обзванивал командующих военных округов с требованием обеспечить верность конституции. Колеблющиеся из их числа ждали, что король примет Армаду, который 30 лет был военным инструктором, а затем личным помощником короля. Но генеральный секретарь королевского двора заявил генералам: «Его здесь нет и его не ждут». В час ночи 24 февраля король Хуан Карлос I выступил по телевидению с решительным осуждением путча. Начиная с 10 часов утра мятежники начали капитуляцию, которая полностью завершилась 25 февраля.
Армада был приговорен к 6 годам заключения, потом срок был изменен на 30 лет, потом на 26; реально он отбыл 8 лет заключения. Скончался в 2013 году в возрасте 93 лет.
Техеро был приговорен к 30 годам заключения; отбыл 15 лет. До сих пор жив, ему сейчас 91 год.
Естественно, что успех более вероятен для тех попыток, которые будут совершаться непосредственно в столицах — не надо тратить почти день, когда ценность каждой минуты утроена, чтобы прокатиться на 800 км. Роль кадровой армии в несостоявшемся мятеже пока еще не очень ясна, но очевидно, что в последующих попытках позиция армии будет важнейшей, возможно, определяющей.
Любой дворцовый переворот в новой (после мятежа Пригожина) ситуации становится не окончательным — его, как минимум, должна подтвердить (согласиться с его результатами) армия. Кроме того, любой дворцовый переворот теперь может быть почти мгновенно дополниться последующим переворотом, инициатором которого могут оказаться самые разные силы. После прилета «черного лебедя» одной из таких сил могут оказаться и массы возмущенного народа. Кроме того, дешевизна мятежей увеличивает их потенциальное количество. В том, что мятеж Пригожина — не последний, согласны, наверное, уже все заинтересованные лица.
Мятеж и оппозиция
Это, в том числе, кардинально меняет задачи реальной политической оппозиции (не путать с блогерами, стригущими доходы от умения складно писать и интригующе снимать в угоду «либеральной публике»). Вместо мягкого продвижения своих идей в среде сомневающихся, колеблющихся и заумно повторяющих «не все так просто» — нужна острая агрессивная пропаганда. Пропаганда, прежде всего направленная на «человека с ружьем», долбящая в болевые точки совести любого человека — исполнение Божьих заповедей, справедливость, честь, совесть, семья, дети, будущее, истинный патриотизм. Вместо обсуждения оторванных от какой-либо реальности мечтаний о «прекрасной России будущего» — действия.
Либеральная оппозиция должна решить: она политическая оппозиция или нравственная. Сегодня это различается. Хочет ли она участвовать в российской политике или предпочитает навсегда остаться сначала ресторанной, а потом таксующей эмиграцией.
Оценки пригожинского мятежа со стороны оппозиции свидетельствуют о полном отсутствии у большинства «оппозиционеров» элементарных знаний о закономерностях развития общества, о законах социальных наук.
Возможно, лишь позиция Ходорковского учитывает эти законы.
Сценарии будущего
Перед началом мятежа сценарии будущего России сводились к трем вариантам:
- дворцовый переворот;
- революция;
- распад.
Отдельно сценария «все заморозить» практически не существует: сложившаяся политико-экономическая система (путинизм) характеризуется неразрешимым противоречим между интересами основных ее акторов и базовыми условиями функционирования экономических систем. Заморозка, сохранение режима означает лишь удлинение периода времени до выбора сценария будущего и увеличение потерь для страны и народа. Единственным вариантом сохранения режима видится вариант, на который указал Акунин, — превратиться в сателлита Китая. Но этот вариант мало чем отличается от распада — он точно так же предполагает прекращение существования России как отдельного суверенного государства.
Мятеж поменял вероятности сценариев будущего. Возможно, что теперь у России больше нет опции дворцового переворота. По крайней мере, такой вариант стал менее вероятен, и эта вероятность может полностью исчезнуть в ближайшие месяцы — при появлении хотя бы одного из целой стаи «черных лебедей», готовых к взлету.
Очевидным военным триггером сваливания в катастрофу выглядит возможный военный разгром в Украине, но это не единственный вариант «черного лебедя». Накапливающиеся экономические проблемы рано или поздно приведут к переходу количества в качество. Попытки экономического блока правительства оттянуть экономическую катастрофу могут привести к всплеску социальной напряженности — например, в случае задержки бюджетных выплат, которые уже сейчас объективно не по силам бюджету. Попытки военно-политического руководства предотвратить военное поражение — например, через новую массовую мобилизацию — приведут либо к катастрофическим экономическим (еще больший бюджетный дефицит; кадровый дефицит; разрушение инфраструктуры вследствие как дефицита денег, так и дефицита кадров и т. д.), либо к резко негативным социальным последствиям. Не стоит забывать и о персоналиях — вот если клюнет черный лебедь Рамзана Кадырова, кто сейчас Чечню удержит?
Дворцовый переворот теперь лишь шаг к революции
Дворцовый переворот, даже если он произойдет, например, через год , уже не станет механизмом перехода к новому будущему, к новой политико-экономической системе.
(Как, например, предполагает Дункан Аллан: смещение Путина произойдет не позднее середины 2024 года, но путинская модель власти в России сохранится как минимум до 2027 года.)
Он станет лишь прологом к гражданской войне, которая, опять-таки, может завершиться либо революцией, либо распадом. Мятеж Пригожина существенно снизил вероятность сценария, представленного Алланом.
Вероятности революции и распада, напротив, выросли. Революция почти неизбежно будет носить ярко выраженный левый характер, и единственное, на что можно надеяться, что до нового большевизма не дойдет. Революционеры ограничатся уничтожением нынешней «элиты» и конфискацией ее собственности, после чего будет строиться все-таки социал-демократическое (не коммунистическое) государство.
Сегодня вариант все менее возможного дворцового переворота выглядит уже почти как сценарий «светлого будущего», он, весьма вероятно, преимущественно правый политически и экономически. Революция — левый поворот, который может реализоваться в самых разных вариантах: от максимально разумного (переход к устойчивому развитию на основе рыночной экономики) до максимально трагического («новый большевизм»; «национал-большевизм» и т. д.), в зависимости от того, какая группа революционеров одержит победу.
Акунин четко указал на критерий, разделяющий сценарии революции и распада: «Или „по-хорошему“ — если новое правительство сознательно поставит перед собой задачу конфедерализации, очень непростую, и сумеет ее реализовать. Или страна распадется „по-плохому“ — через гражданскую войну и грызню местных царьков за власть, территории и ресурсы». Действительно, теперь в ход вступает фактор накопленных региональных диспропорций — регионального неравенства, непропорциональности полномочий у центра и регионов.
Мятеж положил начало росту вероятности новой альтернативы — иностранной интервенции. Мир крайне болезненно относится к возможности попадания российских ядерных запасов в руки незаконных вооруженных формирований, и рост вероятности такого попадания может спровоцировать даже такие, абсолютно прежде невозможные варианты. Вероятность такого варианта пока еще слабо отличима от нуля, но уже не абсолютный ноль.
Военные – узурпаторы
Консолидация военной силы в единую организацию может произойти лишь тогда, когда другие, невоенизированные, члены господствующей коалиции уверены в наличии четких механизмов дисциплинирования военных, в случае если они попытаются злоупотребить своей силой. Монополия на военную силу должна сопровождаться реформами экономических и политических организаций, а также институтов, позволяющих экономическим и политическим акторам контролировать военных. Зрелые естественные государства сохраняют двойной баланс между военными и невоенными организациями. Для того чтобы естественное государство получило консолидированный контроль над военными, оно должно одновременно развить мощные формы экономических и политических организаций. При отсутствии таких организаций военные организации, а также те, кто их возглавляет, будут иметь возможность узурпировать привилегии остальных членов господствующей коалиции. Этот вывод верен вне зависимости от того, находятся ли у власти гражданские лица или нет. Насилие и организации связаны самым тесным образом.
Дуглас Норт, Джон Уоллис, Барри Вайнгаст. Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества.
(Москва: Издательство Института Гайдара, 2011 С. 428.)
Не просто захватить, но и удержать: роль коалиций
Сокращение вероятности дворцового переворота создает принципиально новое дополнительное условие: мало захватить власть — ее нужно еще и удержать. Отсюда коренное противоречие ближайших времен: с одной стороны, легче всего захватить власть армии, но с другой стороны, армии крайне тяжело построить широкую коалицию, на которую будет опираться временное правительство. Широкая коалиция станет обязательным условием сохранения власти в условиях слома институтов. (В этом плане характерен пример неудавшегося мятежа 1981 года в Испании, см. выше).
Сложность построения широкой коалиции для силовых структур, захватывающих власть, проистекает из особенностей положения таких структур в элитах. Учитывая наличие силового ресурса, который может быть приведен в действие, силовые структуры в ситуации неработающих институтов, когда происходит формирование коалиций, вызывают наименьшее доверие со стороны других элитных групп.
Возможно, именно этот момент учитывал Ходорковский при формулировании своей позиции в отношении мятежа Пригожина. Для Пригожина, в случае успеха, было бы крайне сложно сформировать широкую коалицию (еще сложнее, чем если бы на месте «Вагнера» была официальная армия), являющуюся важным фактором удержания власти, и, следовательно, его правление оказалось бы весьма коротким. Так как основной функцией такой коалиции в момент формирования нового государственного порядка является разработка заслуживающих доверия и реально осуществимых правил внутриэлитных взаимоотношений, ее наличие является условием последующего следования данным правилам большинства элитных групп. Отсутствие (неудача в формировании) широкой коалиции означает, что взявший власть остается в явном меньшинстве, и элиты перестанут ему подчиняться либо сразу, либо при наступлении первого критического момента.
Учитывая это, кажутся пустыми надежды сегодняшней «либеральной» оппозиции (и тем более, отдельных ее частей или лидеров) на самостоятельное формирование правительства в сколь-нибудь обозримом будущем. И здесь тоже Ходорковский отличается от большинства своих союзников, понимая, что переход к «прекрасной России будущего» всем хорош, кроме нереальности такого перехода, и что постпутинское правительство, которое сможет начать движение от пропасти, неизбежно будет основано на коалиции, в которой демократы в лучшем случае будут в меньшинстве.
Дискуссия между Ходорковским и другими представителями российской оппозиции о постпутинских коалициях так явно напоминает дискуссию между генералом Армадой и офицером жандармерии Техеро!
